Молодое пополнение
Летом 2007 года мне позвонила Танечка Есина и спросила, не соглашусь ли я подготовить к вступительным экзаменам несколько человек, которых она отобрала для поступления в Ярославский театральный институт, которые должны молодой кровью влиться в коллектив театра. Она уже звонила кому-то из речевиков с этой просьбой, но получила отказ – кто-то из ребят был признан профнепригодным, кто-то не понравился, короче – отказали. Я согласилась посмотреть ребят. При огромном общем количестве речевых дефектов, мне понравились глаза – у всех горели глаза. Ещё во время работы с детскими коллективами я никогда и никому не отказывала – ребёнок всё равно раскроется, всё равно проявит себя, из него можно «вытащить» его талант. Взялась я за подготовку и этих ребят.
Более всего готовой к занятиям была Лена Борисова – она окончила колледж культуры, много читала, была уверена в себе, но довольно заштампована. От штампов пришлось освобождаться. Далось это с трудом, но, в конце концов, она что-то поняла и начала работать довольно продуктивно.
Володя Лазарев уже работал в театре несколько лет, успев поучиться в колледже культуры (но не окончить). Голоса его в театре никто не слышал, но, как выяснилось, голос был красивый – настоящий мужской баритон. 
Правда, он страдал скороговоркой и в речи его был чётко слышен наш зауральский говор, а кроме того, рваная речь не давали услышать красоту его голоса. Но Володя готов был к любым мерам, готов был много работать, чтобы исправить ситуацию. Мы дирижировали, соединяя обрывочные фразы в плавную речь, мы пропевали текст, учась интонационной гибкости. Тренировали дыхание. Когда перед отъездом на вступительные экзамены мы читали весь подготовленный материал коллективу театра, Алла Семёнова сказала:
– Спасибо, Татьяна Петровна, наконец-то мы услышали голос Лазарева. Голос-то ведь красивый!
Сергей Розальев уже учился в Курганском университете на литературном факультете. У него в очередной раз там что-то не ладилось, он вынужден был взять академический отпуск. Мама была категорически против того, чтобы он связал свою судьбу с театром, но нам с Татьяной Юрьевной удалось убедить её, она нехотя дала согласие, так, по-моему, до конца и не приняв его выбор. Признаться, на тот момент Сергей был на голову выше всех, кто пришёл вместе с ним – он уже знал, что такое телевидение, съёмки для журнала, был где-то, участвовал в чём-то, но всё это, если честно, было как-то по верхам, без постижения глубины, на которую, как выяснилось, Серёже очень трудно опускаться. Он писал стихи, и даже на вступительные экзамены мы с ним подготовили его собственное стихотворение о нём самом (любовь к себе всегда отличала Серёжу). Кроме того, что Сергей сразу продемонстрировал склонность к демагогии, он был очень нестабилен, не мог повторить назавтра то, что мы с ним находили и добивались сегодня, но тогда казалось, что это отсутствие опыта, который со временем появится.
Саша Романюк на вид казался очень нетеатральным мальчиком, которого трудно было приучить к тому, что по театру не нужно ходить в трусах-шортах, шлёпанцах и грязной майке. Кроме того, он не выговаривал «Л», на замечания говорил «извините» и всё повторял в прежнем виде. Очень плохо читал текст с листа и ставил грамматические ударения в самые немыслимые места, хотя в устной речи этого не замечалось. Безумно волновался и входил в ступор, когда я возмущалась отсутствием результата. Но я понимала, что моё присутствие (а без него никак) его очень напрягает, а на самом деле он довольно органичен и чуток. Мы сделали с ним репертуар, но в течение учёбы Саша не пытался достать звёзд с неба, его устраивало всё и всегда, в том числе и любая отметка – лишь бы не «два».
Аня Бырка (сегодня – Лазарева) уже училась в университете на историческом факультете, но повода отказать ей в поступлении не было. Она очень тонко чувствовала природу стиха, пытаясь донести его смысл не только интонационно, но пропустив его через себя. Ей нужно было поставить голос, чтобы дать возможность расширить диапазон и добавить красок в интонации.
Коля Фомин почти запрыгнул в отъезжающий вагон – появился самым последним, мы с ним даже толком репертуар подготовить не смогли, ограничились тем, что он знал, что ему нравилось. А нравился ему Василий Шукшин. 
Правда, читал он его так стремительно, без пауз и просветов, что весь отрывок от начала до конца казался одним периодом, и при этом Николай совершенно не мог стоять на месте, подходил почти вплотную к слушателю. А кроме того, он сразу предупредил о своей пагубной страсти. Я, признаться, не поверила – уж слишком хорош был мальчик с яркими глазами и открытым лицом.
Вступительные экзамены ребята сдали очень хорошо, на всём потоке только у нас были две оценки «отлично» (Лена Борисова и Володя Лазарев), остальные – «хорошо».
Началась учёба. После вступительных экзаменов началось самое трудное время – по программе – кропотливые занятия, оттачивающие актёрскую технику, тренирующие воображение, технику речи, дыхание и прочее. Всё это построено на технических упражнениях и по речи, и по актёрскому мастерству. И там и тут нужно терпение и умение самостоятельно работать, а у наших студентов появилось ощущение, что они уже готовые артисты и им нужны большие роли. А прыгать на скакалке и делать упражнения с палками – это не для них. Но, как бы там ни было, они учились, мы с Татьяной Юрьевной, время от времени хотели «застрелиться» от тех сюрпризов, которые нам порой преподносили наши студенты, но они тоже начали меняться. Их начали постепенно принимать в штат театра, занимать понемногу в спектаклях, городских концертах. За время занятий с этими ребятами я сделала несколько открытий – молодёжь стала читать намного меньше, чем того требует хотя бы школьная программа. Даже Сергей Розальев, будущий филолог, не стесняясь, говорил мне о том, что он читал… краткое содержание пьесы или какого-то другого произведения. Я узнала, что это поколение уже совсем ничего не знает о комсомоле, о комсомольских стройках и комсомольском задоре… А главное, они почти ничего не знали о Великой Отечественной войне. Нет, они знали, что она была, но какие-то особенности того времени их не интересовали. Вот и приходилось ещё и историю преподавать, ну и свою состоятельность без конца доказывать, потому что эти мальчики и девочки всё подвергали сомнению. Чтобы научить их чему-то, надо было найти способ втиснуть в них это, они не были губкой, которая впитывает всё и сразу. На любое предложение они и сейчас сначала говорят: «Это невозможно», – и начинают доказывать, почему это невозможно. Они могут не появляться в театре, когда часть труппы уехала на фестиваль, когда у них нет спектаклей, и они не заняты в репетициях. Всё это говорит о том, что они совсем другие. Только Лена Борисова и Лазаревы – Володя с Аней приняли участие в нынешней «Ярмарке тщеславия», остальным не хватило времени, фантазии, ещё чего-то…
Они прекрасно работали кураторами во время второго фестиваля «Мечта о полёте», во время первого они были лишь сторонними наблюдателями. Они блистают на арткафе, и всё увеличивающий вес Романюк срывает бурные аплодисменты во время танцев. Они введены в старые спектакли, и для них ставятся новые. Но они до сих пор не научились по-настоящему бережно относиться к своим коллегам, проявляя свои нетеатральные качества. Театр для них не стал – всем, но, возможно, это и правильно – тесно, унизительно безденежно, когда вокруг и в магазинах всего полно и турагентства предлагают всевозможные поездки, и вся страна уже пересела на автомобили… Как можно позиционировать добро, в которое ты сам перестаёшь верить? Возможно, правильно, что некоторые из молодого пополнения уже смотрят на сторону – где бы найти работу, где платят столько, чтобы можно было жить не нищенствуя? И у всех у них возникает чувство обиды и недооценённости, а претензии свои они обращают не к президенту, не к губернатору и даже не к Управлению культуры, а исключительно к театру, а потому преданной, всепоглощающей любви уже не получается. Хотя надо отдать должное, что в ответственный момент они могут собраться и сделать невероятно восхитительные вещи, а потому я их всех без исключения очень люблю.
Лена Борисова поступила на факультет иностранных языков, она умеет трудиться, а потому занята в спектаклях всё больше и больше, кроме того, проявляет инициативу. Умеет порой растревожить душу, а иногда ужалить жестоко и хладнокровно. Но главное – она умеет мыслить на сцене и идти к цели, знает, что ей для этого нужно, и это уже хорошо. В этом году её отметили на областном фестивале «Котурны», заметив её работу в спектакле «Эдип». Она провела неделю в Москве, бегая по театрам, а потом рассказывала нам о своих ярких впечатлениях. За эту неделю она даже успела «сходить в разведку» – проверить адрес, по которому когда-то жила дочь Ольги Леонидовны Аристовой. Лена всё с большей отдачей погружается в жизнь театра, и это меня очень радует
Володя и Аня Лазаревы уже стали родителями, у них растёт чудный мальчик. Аня вскоре после родов вышла работать в программах арткафе, а теперь у них с Володей есть два семейных спектакля – «Знаменитый утёнок Тим», который им передали Ирина Тимофеева и Алексей Гущук, и «Сказки моей бабушки», премьеру которого они отыграли в Мытищах, где и работали над спектаклем со Станиславом Фёдоровичем.
Володя по-прежнему незаменим в театре, он может всё: он звукооператор, монтировщик, осветитель, водитель, артист. Его творческий рост очевиден, с каждым спектаклем он становится интересней, свободнее, он сам начинает купаться в этой свободе и получать от неё удовольствие! За преданность театру Владимир уже получил благодарность от Губернатора области. Он очень надёжный человек и, кажется, знает всё про техническое оснащение нашего театра.
Аня, несмотря на большое количество хлопот с маленьким ребёнком и занятость в театре, много занимается рукоделием – шьёт, вышивает, вяжет, даже костюмы к спектаклю «Сказки моей бабушки» она вязала сама. Улыбчивая, доброжелательная, она, по-моему, нашла себя в домашних хлопотах, которые ей абсолютно не в тягость, и прекрасно сочетает семейные хлопоты с театральными.
Серёжа Розальев по-прежнему состоит из недоразумений – редкий случай, когда он приходит вовремя на репетицию или даже на спектакль. Причём признать себя виноватым ему не позволяет, видимо, любовь к себе. Он всё ещё не закончил филологический факультет и ни одно дело не довёл до конца, хотя имеет уже двоих дочерей. По-прежнему несобранный, он является рекордсменом по количеству докладных записок, написанных на него. Объяснительные, которые он пишет, по-детски нелепы. Всё это было бы понятно, если бы у него было бы что-то на стороне – увлечение, работа… Но он просто остаётся удивительно несобранным человеком, хотя становится мужчиной. У него бывают интересные работы в спектаклях, хотя по-прежнему работает он очень не ровно и режиссёры, порой, впадают в отчаяние, когда видят пробуксовку. Он всегда говорит: «Я сделаю на спектакле…» Но, конечно, это никого не убеждает, потому что режиссёр должен убедиться в том, что действительно – сможет! Мне иногда кажется, что я понимаю Сергея. Понимаю, что ему скучно повторять много раз одно и то же, надоедает однообразие. Но то, что к концу учёбы Сергей оказался единственным, кто не имел ни одной готовой чтецкой работы – не смог ничего сделать, заставляет меня думать о том, что театр, действительно, не его место работы. И я бы утверждала это, если бы на рядовых занятиях он не показывал блестящий результат, но ведь это было… А вот повторить его он так ни разу и не сумел. За годы учёбы он нисколько не вырос, хотя окружающие его – росли, и это было видно и чувствовалось во всём. Сегодня у Сергея бывают прорывы, которым все мы радуемся, но каждую свою неудачу он всегда пытается оправдать чем-то независящим от него. Поймёт ли он когда-нибудь, что всё в жизни зависит от нас самих? Будем надеяться, что да.
Саша Романюк курса с первого начал ходить на творческие встречи, то, что он может сказать о себе – «артист», согревает его душу, тешит амбиции, хотя он, гордясь званием «артиста», по-прежнему не проявляет особого рвения к работе. Застать Сашу в театре, самостоятельно работающего с куклой или занимающегося упражнениями на аккордеоне, невозможно. Но в спектаклях он работает довольно ровно, хотя по-прежнему довольствуется тем, что имеет, и перспектив себе не обозначает. Работать Саша может, но для этого нужно, чтобы кто-то рядом всё время заставлял его это делать, причём вопреки Сашиным уверениям, что это совсем невозможно сделать…
Колю Фомина раньше всех начали занимать в спектаклях. Он один из первых начал ездить с театром на фестивали. Он очень органичен, понимает – что от него хочет режиссёр, но, к сожалению, довольно поверхностен. Его любимая фраза: «Вы мне скажите – что сыграть, я сделаю…» Сегодня он произносит её всё реже, но размышлять, разбираться в мотивации поступков и причинах у него не хватает терпения. Самолюбив, он не приемлет замечаний, считая, видимо, что уже большой профессионал, а это всегда – минус артисту. Амплитуда его эмоций велика. Он может быть очень чутким, отзывчивым, внимательным, а в тот момент, когда ты на это уповаешь, вдруг может оказаться жёстким, самоуверенным, «глухим». Он уже давно начал говорить о том, что скоро уйдёт из театра, заявление уже написано, после отпуска нас станет меньше.
Что ж, приоритеты меняются, если предыдущее пополнение говорило: «Мы – для театра…», то нынешнее, чаще всего: «Театр – для нас…» Если и не говорят, то думают. Это немного обидно, потому что мы жили по иным принципам, но, с другой стороны, приоритеты в жизни, за стенами театра так резко поменялись, что трудно найти доводы, которые бы убедили молодёжь, желающую прожить интересную и безбедную жизнь, которая, как известно, даётся всего один раз, работать ради удовольствия. Пусть живут, как считают нужным. Это их жизнь, пусть распоряжаются ею сами. Главное, что они могут объединиться в хороший ансамбль и блистательно сделать общее дело, где трудно выделить одного, самого важного артиста, где победа принадлежит исключительно всем, и они умеют радоваться этой общей победе, за что я их ценю и люблю при всех их недостатках…
В этом сезоне в театре появились ещё две молодые артистки.
Катя Комлева - студентка журналистского факультета, она занималась у нас в театральной студии, делала успехи, а летом поехала и поступила в С.-Петербургскую театральную академию на факультет – «Артист театра кукол». Теперь она учится в двух вузах и ещё работает в нашем театре. Уже играет в спектакле «Госпожа Метелица», причём делает это безупречно. Она заявила о себе на «Ярмарке тщеславия» и приняла участие в конкурсе чтецов, самостоятельно подготовив чтецкую программу. Катя – думающая, интеллектуальная актриса, надеюсь, что у неё большое будущее. Кроме того, она пишет очень хорошие стихи, которые публикуют журналы, а весной стала победительницей в конкурсе «Зауральская поэзия».
Татьяна Семенович пришла к нам уже в феврале 2013 года. Шумная до невероятности – энергия просто брызжет, она ещё не занята в спектаклях, только вводится в «Дюймовочку», но уже показалась на конкурсе чтецов и представила работу на «Ярмарку тщеславия». Работа, созданная по картинам Шагала, конечно, оказалась далеко не совершенной, но попытка, вне всякого сомнения, интересна, и при доработке может получиться интересный самостоятельный номер.
Артисты, конечно, являются лицом театра. Театралы знают их имена наизусть, помнят созданные ими образы, правда, помнят не всех. Невероятное количество артистов прошло «сквозь» наш театр, мы даже, порой, не знаем – каким было это «лицо» в сороковые годы? Часто бывало и так: пришли, поработали, вошли во вкус и… уехали работать в другой театр. Бывало, что понимали суть кукольника здесь, но, отучившись, получив образование, ехали в другие театры, такова жизнь… Татьяна Садовенко, Николай Дмитриев, Сергей Харламов, Анатолий Архипов и многие-многие другие познавали азы профессии здесь, в Кургане, но совершенствовались уже где-то в других театрах, отдавая дань тому, где делали первые шаги.
Я написала о тех артистах, которых хорошо помню именно я, и вклад их в развитие и становление нашего театра, на мой взгляд, значителен и важен. Они тоже – звёзды и звёздочки в созвездии «Гулливер». Только всё это звёзды разной величины – кто-то горит и отдаёт свой свет людям, кто-то горит и пока единственный видит своё сияние, ну а кто-то только на стадии формирования звезды. Мы знаем, какой длительный это процесс – формирование звезды… Да, всё течёт, всё изменяется, и на смену тем, кто работает сегодня, завтра придут новые имена и заявят о себе, и их запомнят и будут приходить на их спектакли. Что ж, так и должно быть в живом театральном процессе, и это будет уже другая, совсем новейшая история театрального созвездия с названием «Гулливер».